Еще месяц назад Варяг даже не мог представить себя в бегах, а сейчас, находясь за пределами колонии, он вел себя как бывалый «побегушник»-контрабандист: чутко прислушивался к малейшему шороху и, стараясь не потерять ни секунды, уходил все глубже и глубже в тайгу. Передвигаться приходилось по болоту, по зыбкой чавкающей топи. Погони не было. Видимо, буза в лагере занимала охрану пока что куда больше, чем бегство кого-то из заключенных.

Несколько раз Варягу чудилось, как из темноты, прямо на него, выходит отряд вертухаев, и он, не раздумывая, тут же погружался по самое горло в вонючую, мерзкую жижу. Но потом, убедившись, что ошибся и что никаких преследователей нет, вновь поднимался и брел на север, шаг за шагом удаляясь от стылой тюремной обители.

Воспитанный на воровских традициях, Варяг пускающихся в бега не понимал. После каждого побега они до предела усложняли собственное существование; им часто доставалось не только от администрации, но и от своих, от зеков, для которых тюремное сидение и без того тоска смертная, а с исчезновением «побегушника» становится и того невыносимее: администрация с такой яростью начинала наваливаться на зеков, как будто именно они «сделали ноги».

К «побегушникам» у хозяина лагеря всегда возникала «особая любовь» и вырабатывалось особое отношение: на грудь им нашивались красные полоски – с тем расчетом, чтобы их можно было заприметить издалека. На поверках «побегушникам» запрещалось прятаться в глубине строя, полагалось стоять на виду, выкрикивали их отдельным списком, называя каждого пофамильно.

Болото заканчивалось. Впереди в темноте виднелся невысокий пригорок. Варяг ускорил шаг, но неожиданно оступился и едва не подвернул ногу. Он выругался, укоряя себя за неосторожность.

Самое главное в дороге – разумеется, ноги. Их полагалось беречь. По откровениям опытных ходоков он знал, что важно продержаться сутки, останавливаться нельзя, нельзя впасть в эйфорию от навалившегося ощущения свободы. Но главное, не сбить ноги.

Варяг выбрался из болота на пригорок и оглянулся – зона уже была далеко на горизонте. С этого расстояния оттуда уже почти не было слышно выстрелов, лишь над тайгой мелькали лучи прожекторов. Быстрым шагом Варяг спустился в распадок, где в темноте слышалось журчание ручья. Мулла заверял, что сделает все возможное, но Варяг будет иметь в запасе три-четыре часа чистого времени, прежде чем организуют погоню, Беспалому ведь придется навести порядок на зоне, справиться с бунтующими зеками, разобраться в обстановке – кто сбежал, кто нет. На это-то как раз и уйдет время, за которое Варяг сможет уйти подальше в тайгу. Вертухаи Варяга не пугали – их можно обойти, обмануть, от них всегда можно спрятаться в лесу. Собаки – вот настоящее зло! Горластые бестии способны разыскать даже иголку в стоге сена, а беглый зек в тайге для них совсем легкая добыча. Варяг знал, каких именно псов спустит на него охрана – на зоне их четыре, четыре свирепых «кавказца». Два пса им прикормленные, и Варяг был уверен, что они вспомнят, из чьих рук получали мясо, вспомнят даже тогда, когда солдаты станут травить его собаками всерьез. С двумя другими – Абреком и Лютым – дело сложнее. Псы были гордыми, пищу брали только у солдата, который ухаживал за ними, собак натаскивали на зеков. Если взгляд зека останавливался на них более пяти секунд, то собаки остервенело бросались на дерзкого, невзирая на толстые металлические прутья вольера, которые они готовы были перегрызть, лишь бы достать жертву. Вот с кем придется потолковать по-настоящему. Собаки, как и волки, всегда следуют звериному инстинкту и, как правило, бросаются на горло. И даже если первый укус приходился в пятки, то уже следующий они стараются сделать в кадык. Такова их хищная природа. Варяг предвидел такую возможность встречи с волкодавами, а потому на ноги привязал по куску войлока, так что собакам потребуется секунд двадцать, чтобы мощными клыками добраться до человеческого мяса. А этого времени будет вполне достаточно, чтобы ножом выпустить из лохматых зверюг жизнь.

Варяг почувствовал, как под ногами зачавкало жидкое грязное месиво. Снова болото. Здесь, на север от их лагеря, тянулись на десятки километров сплошные болота. Подавляющее большинство беглых зеков торопятся на юг, подальше от мерзлой земли, туда, где трава погуще, а деревья повыше, где березки стоят, словно красавицы в хороводе, а не такие, как здесь, согнутые ненастьем в три погибели. На юге легче добраться до железной дороги, легче найти жратву. Но именно в южном направлении «побегушника» ждут самые крупные неприятности: там выставляют заслоны, устраивают засады, стерегут дозором, там у ментов все схвачено.

Север же, с точки зрения вертухаев, всегда верная погибель, и устремиться за спасением мог туда только ненормальный.

Уже начало светать, когда Варяг увидел собак. Метров за двести. Огромные, со светлой пушистой шерстью, в утренней дымке они напоминали полярных волков. Даже повадки были те же, а движения нервные, быстрые. Они мгновенно взобрались на сопку, посыпанную колючим темным базальтом, и уверенно, с хищным звериным азартом стали догонять убегающего человека. Владислав видел раскрытые приближающиеся собачьи пасти: с желтоватых клыков на спелую морошку срывались клочья густой липкой пены. Он развернулся лицом к бегущим собакам и стал терпеливо дожидаться. Худое дело подставлять зверюгам незащищенную спину. В этом случае псы опрокидывают убегающего ударом мощных лап по плечам, наваливаются на упавшего всем телом и в считанные секунды добираются клыками до шеи.

Владислав извлек из кармана нож и спрятал его в рукав куртки. Важно, чтобы псы не поняли его намерений. Лагерные собаки – особые бестии, они тренированы не только на то, чтобы преследовать, валить и рвать на части поверженного зека, они дисциплинированны и дьявольски сообразительны – им достаточно неосторожно показать руку с ножом, как мощные челюсти сомкнутся на руке и раздробят кисть. Варяг упрятал нож незаметно в рукаве, он знал, что сумеет выдернуть перо в долю секунды.